Мне нужно было получить рефлекторную мимику курицы, дабы показать ее публике, как танцующую – выделывающую ногами па. Я сначала приучил ее настолько, что она смело брала из моих рук кусочки мяса, затем повадко-приманкой я заставлял ее повертываться кругом на одном месте, как я это учил и других животных (морских свинок, крыс, пеликана и др.). Когда она усвоила это верчение, научилась «вальсировать», я насыпал на стол слой земли и у нее на глазах зарывал в эту землю кусочки мяса, зерна, овса, крошки и т. д. Курица делала привычное движение ногами, разбрасывала землю и, желая схватить пищу, порывалась клюнуть. Я предупреждал это движение, давая ей тотчас же пищу из руки, закапывая вновь эту пищу, которую она успела откопать. Каждый раз тормозя желание курицы клюнуть зарытую пищу, я добился того, что она зазубрила движение только ногами, и у нее естественный рефлекс разрывания земли перешел в условный. Закрепив у нее в памяти этот условный рефлекс, я постепенно повадко-приманкой переводил ее на гладкий, незасыпанный землею край стола. Впоследствии она привыкла перебирать ногами на гладком столе без земли, а затем и на полированной поверхности музыкального ящика, где она прекрасно производила все движения под музыку. Я не давал угасать условным рефлексам, заставляя курицу шаркать ногами без вкусопоощрения все большее и большее количество раз, пока не достиг нужного предела. Вследствие постоянного поедания курицей мяса, у нее на верхней части клюва прили-пали остатки пищи. Естественное чувство чистоплотности заставляло ее, вытирая клюв, двигать им часто вправо и влево по столу. Движение это я также постепенно закреплял вкусопоощрением, а когда она долгое время не производила их, то я, давая ей мясо, старался искусственно вымазать мясом клюв, чем добивался вновь чистки его, таким образом этот рефлекс также перешел в условный. Таким путем закреплены были последовательно 3 рефлекса: 1) вальсировать – вертеться, 2) шаркать ногами – делать па, 3) водить клювом – чистить его. Два первых рефлекса закреплялись еще звуками музыкального ящика, пускаемого в действие и останавливаемого в нужное мне время. С прекращением звуков музыки у курицы прекращались главные два рефлекса. Вслед за этим была приставлена к краю крышки музыкального ящика цитра под накло-ном к поверхности крышки. В цитре имелось обычное круглое отверстие. В это отверстие мною просовывалась пи-ща с задней стороны цитры. Курица раза три получала пищу даром, а затем подача пищи мною прекращалась. Курица начинала искать пищу и производить свои па по столу. Не дож-давшись за эти па пищи, она сделала движения третьего рефлекса, то есть повела клювом по сторонам вправо и влево, за что и получила сейчас же вкусопоощрение. Воспитав и это дви-жение достаточно прочно, я временно прекращал вкусопоощрение, и курица тогда вместо третьего установленного рефлекса сделала по струнам нетерпеливое движение па – второго рефлекса, которое и было закреплено мною, как и все предыдущие. Получился такой эффект. Как только раздавались звуки музыкального ящика, курица начинала делать пируэты на одном месте, повертываясь и как бы вальсируя, затем делала правой и левой ногой движение в разные стороны, изображающие балетные па, похожие на «pa de pas», а при прекращении музыки прекращался и танец. Тогда подставлялась цитра и курица тотчас же водила клювом по особо настроенным струнам, а затем делая правой ногой движение по всем струнам и цепляясь когтями за них, производила как будто бы заключительные аккорды. (См. рис. 43). В своей обыденной жизни эта курица вывела цыплят и гуляла с ними по саду. При мо-ем появлении в саду однажды с тарелкой мяса в руках курица моментально устремилась ко мне, зовя за собою цыплят. Остановившись у моих ног и подняв к верху голову, в ожидании вкусопоощрения, она поспешила сделать свое па на песке дорожки сада и тотчас же по полу-чении мяса она передала его своим цыплятам, которые тут же стали вырывать его друг у друга. Курица же вновь стала повторять па и, вновь получив пищу, снова передала ее цыплятам. Это продолжалось долго и курица только тогда сама съела мясо, когда цыплята, наевшись отошли в сторону. Аналогичный случай у меня был с крысами.
Опыт V.
В клетке с сетчатыми стенками, с открывающейся вверх глухой крышкой, моя альби-носка крыса «Пеночка» родила шесть крысят. В устроенном ею из сена гнезде слепые малы-ши лежали в куче. Я поставил клетку на середину большого обеденного стола и открыл крышку. «Пеночка» вылезла наружу на крышку, соскочила на стол, обнюхивая его, подбе-жала к краю стола ко мне. Получив от меня подсолнух, она тут же его съела. Затем я заста-вил ее сделать заученное ею ранее движение перевернуться и дал ей подсолнух. А затем я дал ей кусочек газетной бумаги. Она взяла его в зубы, бросила около себя, обнюхала его, а затем, взяв вновь его в зубы, побежала с ним в клетку и, спустившись по стенке вниз, поло-жила бумажку в гнезде, и сейчас же тем же путем выскочила и снова подбежала ко мне. Я поднес к ее мордочке бумажку, она к ней потянулась, но я не дал ей, отняв руку с бумажкой, тогда через 2 – 3 секунды «Пеночка» сама перевернулась кругом и, получив бумажку в зубы, сейчас же побежала к гнезду, где и сложила клочок. Так продолжалось несколько раз. Кры-сята ее выросли большими, гнездо было быстро ими же разорено. Прошло 2½ месяца и моя «Пеночка», пересаженная в другую клетку, принесла новых крысят. Я продолжал наблюде-ния за ней, чтобы проверить, не забыла ли «Пеночка» этот первый случай. Приведу выписку из дневника 7 ноября 1922 года. «Пеночка» сидела в гнезде со своими крысятами. К гнезду было собрано все, что нахо-дилось в клетке, т.-е. скорлупа подсолнуха, у основания гнезда из сена, окаймляющего полу-кругом все гнездо, которое в углу между двумя стенками возвышалось более чем на 3 верш-ка от пола. Одна стенка этого угла глухая деревянная, другая боковая сетчатая металличе-ская, эта стенка позволяла наблюдать близко гнездо. В гнезде, кроме положенного аккуратно сена, были клочки бумажки. Сбоку гнезда лежала, полуприкрывая внутренность, кверху дном, железная поилка. Служащий ворчал, что каждый раз, как он поставит поилку с водой, крыса проливает всю воду и тащит жестянку к гнезду. Корм, т.-е. кусочки хлеба, все нахо-дится в гнезде, кроме овса, который рассыпан, и частью мокрый лежит по всему дну или по-лу клетки. Я отворил дверцу клетки. «Пеночка» тотчас же покинула гнездо и вылезла нару-жу, находясь на крышке на пороге дверцы Я взял в руку клочок ваты и сделал движение вправо, сказав «перевернись». «Пеночка» не забыла и перевернулась и взяв из моих рук вату, поспешно отнесла ее в гнездо, где и положила на детей. Тотчас же возвратившись обратно, снова перевернулась уже сама, без приказания и получила другой кусок ваты, который, как и первый был отнесен в гнездо. Я повторил этот опыт несколько раз. Из этих двух случаев у курицы с цыплятами на свободе в саду и у крысы с ее крысята-ми проявились движения, ясно доказывающие наличие ассоциации идей, т.-е. эмоциональ-ные чувства материнства ассоциировались с рядом движений, заученных прежде, т.-е. в пер-вом случае желание накормить цыплят, во втором случае инстинктивное желание создать уютное гнездо для крысят – заставили курицу шаркать ногами, а крысу поворачиваться. По-видимому, у крысы налицо проявление атавистической привычки – ассоциация инстинктивного рефлекса к строительству гнезда с чувством материнства, и вместе с тем ассоциация с идеей заученных движений, в данном случае переворачиванием на одном месте. У курицы аналогия проявляется в движении ног, якобы разрывающих землю для добывания пищи цыплятам – ассоциация идей врожденного инстинкта и заученного движения, с идеей кормления детей. И в том и в другом случае три идеи ассоциируются в одну.
Опыт VI.
С ластоногими. Предлагаю вниманию читателей раньше познакомиться с выдержкой из следующей моей книги: «Мои четвероногие и пернатые друзья». Зоопсихологический очерк Владимира Леони-довича Дурова. Морские львы. Несколько лет тому назад я был в Гамбурге и купил там, в зоологическом парке Карла Гагенбека, многих животных, а в их числе двух морских львов «Лео» и «Пицци». (См. рис. 39). Особенно интересным оказался молодой морской львенок «Лео». Наблюдения, кото-рые я произвел над ним, и которые будут описаны ниже, я рекомендую внимание лиц, изучающих зоопсихологию. «Лео» в очень короткое время научился расставаться со своей стихией – водой и подолгу пребывать на арене цирка. Он по команде кувыркался. Прекрасно балансировал мячом. На мой вопрос, где находится съеденная рыба, он хлопал по животу своим ластом. Стрелял из пистолета. Кланялся. Произносил первую букву азбуки. Впрягался сам без всякой посторонней помощи в тележку и увозил меня с арены. В конце 1909 года я купил в Петербургском зоологическом саду еще одного морского льва «Ваську». Он прожил в саду 7 лет. Дрессировать его никто не пытался. Ухаживающий за ним приучал Ваську лишь брать рыбу из рук. И только. Я начал приучать его к себе, но все было напрасно. «Васька» был свиреп, пуглив, нелюдим. Когда я к нему приближался, он стремительно погружался в воду. Высовывал из воды голову только тогда, когда голод за-ставлял его схватить плававшую на поверхности рыбу. Я пришел к заключению, что, вероятно, с ним в зоологическом саду обращались очень сурово, и поэтому он так угрюм и озлоблен. «Ваську» я поместил в один бассейн с «Лео». Сначала они дрались, но потом помири-лись. При моем приближении «Лео» выскакивал на площадку, которая была устроена в бас-сейне, кричал и приветствовал мой приход. «Васька» только боязливо высовывал голову и несмело оглядывал меня. Когда «Лео» получал рыбу через прутья клетки, «Васька» оскали-вал зубы. После еды «Лео» кидался в бассейн с площадки, а «Васька» находясь еще веем те-лом в воде, клал голову на площадку. Прошло еще некоторое время. «Васька» уже решался сидеть на площадке. Тогда я на-чал подумывать и о его дрессировке. Клетка открывалась, к ней приставлялся скат из досок, который вел на арену. «Лео» мигом выскакивал из воды, сползал по дощатому наклону вниз, бежал прямо к своей тумбе на арене, садился на нее и терпеливо ожидал. «Васька» же только вылезал на скат, усаживался на пороге клетки и с завистью поглядывал на «Лео», не решаясь следовать за ним. Насытившись рыбой, Лео спокойно возвращался к себе в бассейн, и, поглядывая на Ваську, отстранял его с пути и погружался в воду. Клетка опять запиралась. Так шло не-сколько дней. В одну из репетиций и «Васька» наконец, решился опуститься по скату на арену. Видя, что никто не обращает на него внимания, он подполз к тумбе, приготовленной для него (на другой, рядом, уже сидел Лео), но сесть на нее не решался. В это время «Лео» соскочил с тумбы, ткнул носом «Ваську» и опять вскочил на свое место. Я бросил «Ваське» любимую рыбу, он поймал ее на лету. Но мой неосторожный шаг вперед спугнул «Ваську», и он повернулся, чтобы удрать назад в клетку. Тут «Лео» опять быстро соскочил с тумбы, пересек «Ваське» дорогу и, несмотря на свой гораздо меньший рост и меньшую силу, оста-новил его, упершись в него шеей. «Васька» в раздумье остановился на полпути. «Лео» еще с минуту придерживал его шеей, затем задорно повернулся и побежал на свое место, как бы говоря всем своим сущест-вом «Ваське»: «Видишь»... Я был поражен. Первый раз в жизни я был свидетелем того, как одно животное дает «предметный урок» другому (я, конечно, исключаю те случаи, когда мать учит своих дете-нышей). Получив рыбу, «Лео» оглянулся на «Ваську» и коротким лаем словно приглашал его – «не бойся, иди, получишь рыбу»... «Васька» смелее двинулся к тумбе, а «Лео» с высоты своей тумбы выказывал признаки большого удовлетворения по поводу успехов «Васьки»... Я положительно не мог удержать-ся, чтобы не расцеловать «Леочку». Другой такой же случай. В Петрограде, после представления, когда вся публика разо-шлась, я решил сделать репетицию моим морским львам, зажег электрический свет и при-ступил к делу. «Васька» уже важно восседал на тумбе, как и «Лео», и спокойно глотал рыбу. Я решил продолжать дрессировать «Ваську», задавая ему еще более сложные задачи. Беру мячик и бросаю его в «Лео». Он превосходно знает свое дело и отбрасывает мор-дой мяч назад. Я меняю направление мяча и бросаю его в сторону «Васьки». «Васька», как ужаленный, срывается с тумбы и стремится через барьер в места публики. Рушатся кресла. Он перелезает уже второй ряд кресел. Находившиеся на репетиции две дамы сидевшие неподалеку, бросаются в разные стороны. Вдруг «Лео» опять соскакивает с тумбы, бежит в проход между рядами и преграждает Ваське путь. Васька стоял с разинутой пастью, словно потеряв рассудок от всего этого происшествия. Тогда «Лео» стал осторожно, нежно тереться своей мордой о шею «Васьки». Ласки эти сделали свое дело, «Васька» пришел в себя. «Лео» с коротким лаем «а-а-а» стал пробираться обратно на арену. За ним последовал все еще возбужденный «Васька», переваливаясь и спе-ша, словно боясь отстать от «Лео». Громадный «Васька» рядом, с маленьким «Лео» казался теперь очень смешным. «Лео» дошел до своей тумбы и спокойно взобрался на нее в ожида-нии награды. А «Васька» прижался к тумбе «Лео» и дальше не двигался. Тут «Лео» стал от-пугивать его своими зубами. «Ваське» ничего не оставалось, как пойти и сесть на свою тум-бу. В следующий раз я бросил мяч сначала в «Лео», а затем через «Ваську», чтобы он при-вык хотя бы к пролетающему мячику. «Васька» опять сделал попытку удрать, но «Лео», сле-дивший за ним, сделал в свою очередь попытку преградить ему путь к бегству, и «Васька» одумался. Но вот мяч пролетает уже совсем близко от «Васьки». «Васька» оскаливает зубы. Наконец, мяч налетел прямо на него. Васька быстро хватает резиновый мяч в пасть редкими, но острыми зубами, прокусывает его и с остервенением бросает в сторону... Сильное угощение вкусной рыбой опять восстанавливает утраченное «Васькой» ду-шевное равновесие. Я начал пробовать приучать его к поглаживанию рукой. Правой рукой я подносил животному рыбу, а левой чуть-чуть прикасался к шеи. Так раз двадцать. Наконец он кое-как привык к прикосновению левой руки, и я рискнул даже прикоснуться к «Ваське», не имея в руках рыбы. Сошло, «Васька» снисходительно позволил себя погладить и даже слегка похлопывать. При такой наличности маленькой дружбы я опять принялся за опыты с мячом. В правой руке у меня была рыба, а в левой мяч. Рыбу Васька с аппетитом уничтожил, но приближение мяча его опять рассердило, и он толкнул мячик зубами. Мяч упал на арену. Тут пришел мне на помощь опять мой милый «Лео». Он слез с табурета, деловито побежал к валявшемуся в песке мячу и приткнулся к нему носом, не отнимая его от мяча с полминуты. Этим он вне всякого сомнения показывал «Ваське», что мяч не следует кусать и что его не-чего пугаться. Таким образом я убедился, что у животных имеются свои педагоги. В конце-концов, «Васька» постиг учение и выполнял почти все то, что проделывал даровитый, удивительный «Лео», хотя и не с таким совершенством. И я начал показывать «Ваську» вместе с «Лео», на публичных представлениях. Во время второго представления случилась неприятность. Все еще таивший в себе дикость «Васька» прокусил мне своими острыми зубами ногу(Так как морские львы питаются только рыбой, то у них между зубов остается остаток пищи, которая гниет, укус же хищника вследствие этого опасен.). От рыбного яда могло бы произойти у меня заражение крови. Находившийся здесь же мой друг детства А. И. Куприн (известный писатель) безжалостно выдавил из раны кровь и промыл ее водкой. Может быть, это спасло меня от опасности. Еще до этого случая знаменитый писатель подружился с моими морскими львами, и у нас имеется фотографическая карточка, изображающая А. И. Куприна и меня а обществе ко-ролей морской бездны, снятая в Московском зоологическом саду во время акклиматизаци-онной выставки а 1909 году. Александр Иванович Куприн подарил мне свою книгу со следующей подписью: «Ми-лому и талантливому Владимиру Дурову. В память нашего детства и а воспоминание об Ан-тонио, о котором сказано на 258 стр. А. Куприн.
Как поживают «Лео» и «Пицци». Браво – им. Об уме и логическом мышлении Лео я еще буду писать». Вот как отнесся к случаю с морскими львами известный критик Перцов. Привожу отзывы печати о книге моей «Мои четвероногие и пернатые друзья». «Новое Время, от 3 марта 1912 года. «Мои четвероногие и пернатые друзья» очень интересная книжка не только для детей, но и для взрослых, и даже для читателя, склонного к философии: для такого, может быть, даже всего интереснее, потому что редко можно найти что-нибудь из области зоопсихологии столь непосредственно «эмпирическое», как наблюдения и выводы из долгой практики известного г. Дурова. Он не только любит животных, как редко кто, но и умеет следить за их психологической жизнью, которую сам вызывает. Под руководством умелого наставника «дума» животных как бы просыпается от своего природного сна, и перед нами открывается зрелище ну, в роде того, какое представлял Ломоносов, когда он из Холмогор попал в столицу. Вот, например, ластоногое – «морской лев». Кажется, чего можно ожидать от этого неуклюжего парадоксального животного? Но, пройдя любящую школу своего просветителя, ластоногий Ломоносов дошел до того, что не только кувыркался по команде и балансировал мячом, но даже на вопрос, где находится съеденная рыба, хлопал себя по животу своим ластом и «произносил первую букву азбуки», т.-е. издавал звукоподражательный звук на «а». Это шуточная сторона дела, и уже чем-то больше шутки звучит в рассказе как тот же «гениальный» «Лео» обучал своего младшего сотоварища, некультурного «Ваську» всем пройденным им самим этапам дрессировки. Искренний тон рассказа (как и всей книжки) исключает всякое подозрение в фантазировании или преувеличениях. Вам остается только признать, что если «душа» животных есть «пар», то отличается этот пар от нашего собственного лишь степенью давления. Об интеллигенции животного мира, как собаки и слона, уже и говорить нечего. Соба-ки, например по утверждению г. Дурова, умеют считать до четырех (предел счета и для мно-гих дикарей) и имеют ясно выраженные музыкальные способности. Они также в высшей степени поддаются гипнозу, кошки, наоборот, «скрытны и самостоятельны». Даже такие звери, как крысы, свиньи, барсуки и ежи проявляют совершенно неожиданные дарования. Еноты у г. Дурова пьют чай из самовара, как московские купцы, цапля шествует по шпалам, изображая прогоревшего актера, а баба-птица танцует, подражая знаменитой босоножке Дункан. Неудивительно, что г. Дуров категорически .отказывается признать психическое пре-восходство человека над животными и предпочитает условный вывод «он умен по своему, оно – по своему, это не поддается сравнению». Что сказал бы о таком резюме великий Де-карт, утверждавший серьезно (на основании своего философского априори, разумеется), что животные суть не более как «оживленные машины», а визг и вой побитой собаки считавший не выражением боли, а лишь психически издаваемыми звуками. Так далека была от реальной природы человеческая мысль на своем выходе от отвлеченного средневековье. За три прошедших столетия мы несомненно приблизились к окружающему нас миру и вместе с тем настолько же потеряли «афронт» в нашей человеческой гордыне. Повторяю, книжка г. Дурова гораздо интереснее, чем может показаться с первого раза. П. Период. Логическое мышление у ластоногих. Можно ли обойти молчанием – сообразитель-ность Лео, – что это за процесс мышления, не есть ли это логическое построение мыслей, отвергаемое учеными – у животных. Разве можно назвать случайностью факт проявления ума у моего морского льва – Лео, который помогал мне дрессировать своего собрата «Ваську» «Лео» соображал, рассуждал и взвешивал свои действия и их последствия. Он действовал совершенно сознательно, а не инстинктивно-бессознательно. Вполне понимая, что после нужных мне движений, Лео получает по одной рыбке, а потом, когда это движение сливается и образует нужное целое действие, то он получает много рыбок, «Лео» во время процесса внимательно следит за мной и за каждым моим движением. Сосредоточенность у него была невероятная. У нас с ним устанавливается после долгих репетиций особый внутренний контакт, изредка нарушаемый побочными причинами. Когда контакт прерывается, – Лео стирается его восстановить, делаясь особенно внимательным, о чем говорит вся его поза (мимика, глаза) и вытянутая шея и т. д. В тех случаях, когда Лео бывает нетерпеливым, спешит получить рыбку, – он теряет нить, т.-е. наш контакт, но тотчас же начинает самостоятельно производить различные движения, заранее выученные им. Торопливо заменяя одно движение другим, он как бы спрашивает меня, не это, не это ли. – И видя мое неподвижное стояние, понимая его, как отрицание, он начинает терять терпение, зевает, что у львов, как и у собак, выражает нетерпеливое, тоскливое чувство. Но вот, я не даю чувству тоски и недовольства перейти в злобу или апатию, передвигаюсь, чем заставляю переместиться льва, и снова, показав ему рыбку, возбуждаю его деятельность. Он снова следит за моими движениями, – я опять стараюсь вызвать у него нужное мне действие или позу. Наконец, в одном случае случайно, или в другом умышленно, «Лео» производит нужное движение. Я тотчас же даю ему рыбку. Он повторяет это движение нерешительно – получает рыбу, в третий раз он уже более уверенно производит его – получает рыбку, и контакт восстановлен. Все время, пока «Лео» работает, он следит за мною и я за ним. Но вот что-то внешнее мешает нам (в данном случае испуганный «Васька» соскакивает с тумбы и удирает), я пре-рываю общение с «Лео», бегу за «Васькой». «Лео» понял, что «Васька» причина... Видя «Ваську» испуганного, убегающего и зная, что контакт со мною благодаря этому прерван, «Лео» идет мне навстречу, соскакивает со своего места, тоже бежит за «Васькой» и шеей своей его останавливает. «Васька» испуган – «Лео» движением и трением своей морды по шее его успокаивает. В этом случае ясно выражается у «Лео» последовательный процесс мышления и яркое представление нужных ему действий. Разумный акт налицо, ход умозак-лючения у ластоногого продолжается логическими действиями. Успокоив «Ваську» погла-живанием своей мордой его шеи, «Лео», немного выждав, начинает грудью и шеей напирать на «Ваську», толкая его по направлению арены к тумбе, (см. рис. 44). Потом, отправляясь от него и делая несколько шагов к тумбам, «Лео» опять возвращается и опять толкает шеей «Ваську». Этими движениями он сознательно приглашает «Ваську» возвратиться назад и занять прежнее место (показательный урок). Наполовину успокоенный и толкаемый на арену; «Васька» нерешительно, но все-таки подчиняется своему собрату. Я вовремя и осторожно даю рыбу, чем окончательно восстанавливаю душевное равновесие льва. «Васька» снова на своей тумбе, падающий мяч опять вызывает испуг у «Васьки»., Он делает движение бежать, (см. рис. 45), но «Лео» зорко следит за нами обоими (за «Васькой» и за мной), моментально соскакивает со своей тумбы и стремится пересечь путь к отступлению «Ваське». Образ действий «Лео» ясно говорит за последовательность рассуждений и умозаключений ластоногого. А когда катившийся по ковру мячик испугал «Ваську», тогда «Лео» подбежал к мячу и ткнул его носом и, догнав мяч, снова носом своим прижал к земле. Он этим всем, разве не ясно говорит: «смотри, мол, «Васька», этот движущийся предмет не страшен и безвреден». Все последовательные разумные движения морского льва, фактами доказали нам, по-моему, что здесь не инстинкт бессознательный, а в полном смысле сознательное разумное действие животного. Я не хочу преувеличивать. Все эти переживания «Лео» я, конечно, описываю с субъективной точки зрения. Наблюдая таким путем много лет выражения при различных ощущениях у животных, я в данном случае с львами изучил целый ряд выражений и поступков у морских львов, которые только потому получили субъективную оценку, что никакие объективные методы тут не могли быть применены. Я не монист сверху. Старому опытному артисту, дрессировщику, как мне, стыдно было бы увлекаться и обманываться. О, нам артистам и фокусникам представляется вводить в заблуждение публику (ради эффектов), а не самим заблуждаться. Я отлично знаю, что «Лео» не для того все вышеописанное проделал, чтобы мне помо-гать специально учить «Ваську», для меня ясно, что главная цель у него получить рыбу и как можно чаще, скорее и больше. Но я не монист и снизу, и рассуждаю так: благодаря именно конечной цели удовлетворения требования желудка и только для этой цели мозг «Лео» рабо-тал и работал логично. Здесь чувствуется ясно сознание и обдуманная воля. Попробуем ра-зобраться подробнее... Инстинктивные, бессознательные действия в данном случае, или соз-нательно-разумные. Вот что пишет профессор В. Вагнер в своей книге «Биологические основания сравнительной психологии» (Биопсихологии) на стр. 270 в главе VII том Н-й. Разум животных и его отличие от инстинкта: «... Целый ряд фактов дает нам основание думать, что определенные сферы головного мозга стоят в связи с определенными чувственными ощущениями». «...Основной признак разумной деятельности Эдингер формулировал так: о разуме мо-жет идти речь только там, где налицо имеется кора головного мозга». А так как у ластоногих, как и у человека, налицо кора головного мозга, раз все это имеется, то, как говорит Эдингер: «о разуме может идти речь». Протокол вскрытия свидетельствует причины смерти «Лео» – в нем о повреждении мозговой коры не говорится, значит 6 каких либо патологических явлениях при жизни «Лео» не может быть и речи, и также целость всех частей головного мозга доказывается еще и тем, что при жизни «Лео» прекрасно владел всеми своими органами. Мой «Лео» был вполне взрослым уже тогда, когда я его приобрел и по прошествии пяти лет совместной жизни пал, и потому здесь не может быть и речи об обнаружении способностей рефлекторных или инстинктивных, которые не являются врожденными. По анатомо-физиологическим данным «Лео» действовал и в настоящем случае разумом. Его мозг находится ныне у меня в музее и поражает количеством своих извилин. К несчастию в литературе очень и очень мало посвящено внимания ластоногим, в осо-бенности их психике. Все что мне пришлось заполучить, я прилагаю здесь(Очень благода-рен уважаемому профессору Г. А. Кожевникову, который доставил мне материал из обшир-ной библиотеки Московского Университета). Richard Owen («On the Anatomy of Vertebrates», London, 1868) пишет, что мозг достигает наибольшей относительно величины и сложности строения среди других хищников в семействе тюленей. N. S. Shaler («Domesticated Animals», London, 1896) утверждает, что, из всех хищных животных, тюлени имеют наибольшую долю смышлености. «Вряд ли есть другие дикие жи-вотные, за исключением разве обезьян, которые были бы так человекоподобны в своих умст-венных качествах, как эти морские создания». Вот те скудные данные ученых, свидетельствующих об исключительных интеллекту-альных способностях ластоногих. Жившие у меня морские львы погибли во время продо-вольственных затруднений в начале мировой войны, а один был отравлен(В моем музее хранится желудок и кишки м. л. с признаками отравления). Ныне я списался с Гагенбеком, – сыном основателя всемирно-известного зоологического парка в Стеллингене, моего друга; поднесшего мне свои мемуары с надписью «Meister der Tierdressur» – по вопросу о возможности получения из-за границы морских львов. Гагенбек-сын мне сообщил, что он готов, памятуя о дружбе моей с его покойным от-цом, продать 3-х морских львов, несмотря на то, что у него не остается никакого запаса тако-вых. Понятно, я при первой возможности приобрету морских львов и посвящу для изучения их психики максимум моего времени(В настоящее время все три морских льва мною при-обретены и с большими трудностями лично мною доставлены в Москву; находятся в моем Уголке, я их успел уже многому выучить. Они также смышлены. Имена их: «Паша», «Бэби» и «Томи» (Автор).).
Ярлыки(тэги): отсутствуют
Комментарии к статье "Дрессировка по Дурову. Познавание психики животных, Опыты 4, 5, 6"
Воспользуйтесь поиском по сайту силами Гугла:
Гугл будет искать среди всех страниц сайта Фиолетовая собака,
для поиска по тематическим разделам используйте систему поиска самого сайта